Предрождественская история

[takethemoneythenrururnur]

В небольшом городке Цуггех была такая традиция, за три дня до Рождества выходить из дома и бродить хоть где до пяти часов вечера, а в пять часов вечера горожане приходили к своим друзьям или близким и делились впечатлениями, событиями, мыслями и всем что с ними произошло за этот день.
И дети не были исключением. Они уходили за город на соседние фермы, забегали вглубь леса или ходили по разбитым районам старого города. И их послепятичасовые откровения всегда стояли на уровень выше, чем у подростков, взрослых и стариков. Не только потому, что они были детскими, а еще, потому что это было намного больше, чем просто послепятичасовые откровения.
Уади Шкельке не пользовался большой популярностью среди своих сверстников, и вообще, он был совершенно неприметным ребенком, и его друзьями были только 5 фарфоровых статуэток непонятных, кривых и уродливых существ, которые в свое время сделала его прабабушка в подарок мальчку на его второй день рождения. Именно этим статуэткам Уади все и рассказывал, особенно в этот день, в третий день до Рождества. Конечно, мальчик мог бы делиться своим послепятичасовым откровением и с родителями, но однажды попробовав, Уади не понравилось, что ему стали давать советы и поправлять его. Поэтому мальчик решил, что все-таки откровенничать лучше с фарфоровыми статуэтками, стоящими на окне.
И вот…третий день до Рождества, Уади надел свою серую облезлую шубку, вязанную белую шапку с синим рисунком, обвязал вокруг шеи красный шарф, надел ботинки и вышел из дома.
На улице было тепло, было много снега, и как казалось мальчику, еще никто не проснулся, но он ошибался.
Мальчик шел большими шагами в сторону заброшенной бумажной фабрики. Почему то Уади решил для себя, что там что-то произойдет, а если не произойдет, то произойдет, но не так, как он для себя решил.
Придя на заброшенную фабрику, мальчуган ничего интересного не увидел, везде была бумага, разная, фактурная, цветная. Даже на потолке были листы бумаги, и как они туда попали, оставалось загадкой. Уади даже посмел предположить, что эта фабрика сошла с ума от одиночества и потолок и стены стали притягивать бумагу. Однако позже он откинул прочь идею про одиночество, потому, что большинство разбросанных на полу листов бумаги были разрисованы. На одних были примитивные цветочки и домики с людьми, будто бы это рисовал ребенок цветными мелками, а на других наоборот, были красивые реалистичные, но не дорисованные портреты и натюрморт, на других геометрические фигуры... Мальчик бродил по огромной фабрике со сломанными и неработающими печатными машинами. С громадными рулонами бумаги, и со стенами, полом и потолком, которые были покрыты, как казалось юному Уади Шкельке, бесконечным слоем листов, обрывков бумаги. И это даже немного пугало мальчика, вот недавно ему казалось, что фабрика сошла с ума от одиночества поэтому и устроила это все, а теперь он видит разрисованные листы бумаги, вряд ли фабрика и рисовать стала от одиночества. Говоря об одиночестве. Уади всегда все сводил к одиночеству, например, когда женщина из соседнего дома внезапно для всех умерла, юнец диагностировал это тем, что она была одинока, хотя у нее было двое замечательных детей, любящий муж и старый верный пёс, который обожал шоколад. И зная это, он все равно считал, что она умерла от одиночества, от духовного одиночества. Быть может, она и была физически не одинока, а вот духовно, быть может, она была самой духовно-одинокой женщиной на свете, но никто этого не знал и теперь уж точно никто никогда этого не узнает, кроме Уади Шкельке, он знал, по крайней мере, ему так казалось. И так было всегда, 12 летний Уади всегда все сводил к одиночеству, и он знал, что это именно так, и ни как иначе. И это была его правда, его вера и его одиночество.
Мальчик продолжил размышлять о фабрике и о листах бумаги на потолке, которые изредка будто бы отлипали друг от друга и поочередно падали вниз, словно легкие перышки. И оторваться от этого зрелища было просто невозможно. Уади наблюдал за падающими листиками и попытался представить себя, легко парящего в воздухе, где было так уютно, так атмосферно... Но мечты мальчика развеял шум, доносящийся с другого конца фабрики. Сердце Уади забилось быстро-быстро, так быстро оно еще никогда не билось, и мальчик мог бы дать этому оправдание, что это от одиночества, но как раз сейчас в этом здании он был не одинок и это его пугало. Мальчуган шустро заполз под большую, видимо печатную, машину, возле которой как раз стоял мальчик. Он испуганно смотрел к приближающимся фигурам. Уади не мог их разглядеть, потому что солнце светило им прямо в спину и мальчик видел только черные фигуры, которые подходили все ближе и ближе. Мальчик решил, что все-таки лучше отползти подальше, чтобы его не видели, так он и сделал. Он отполз подальше, и теперь его точно не было видно, как и приближающиеся фигуры, Уади видел только их ноги. Ног было много, следовательно, и людей тоже было много, все они были в одинаковых красных туфлях на каблуках. И некоторые ноги были меньше других, но тоже в таких туфлях, которые, кстати, были больше самой ноги, и видимо, чтобы туфли не спадали, ноги и туфли обмотали скотчем и они стали одним целым. Некоторые туфли, следовательно, и ноги, были очень большими, такие большие ноги мальчик видел только у своего отца.
Ноги уже прошли машину, под которой прятался мальчик, и остановились возле длинного стола, который был в метрах 20 от места, где прятался Уади.
Уже прошло более часа, как пришли люди в каблуках и битый час они тихо шепчутся возле длинного стола. Мальчик даже успел заметить, что среди них был мужчина, это он определил по его бороде, хотя малыш осмелился предположить, что это просто некрасивая женщина, которой просто не повезло и это у нее от одиночества. Еще там были дети возраста Уади и еще несколько постарше.
Юный Уади Шкельке уже почти засыпал, а на его наручных часах уже было 15:20, уже скоро 17:00 и ему нужно будет быть дома и рассказывать фарфоровым статуэткам свою историю. Про то, как он лежал под какой-то печатной машиной и наблюдал за странными людьми разных возрастов и все они были в одинаковых красных туфлях!
И вот, началось действие, мужчина с бородой достал из своей большой сумки краски, и все остальные последовали его примеру. Они стали доставать краски и кисточки, некоторые доставали их из карманов, а некоторые тоже из сумок и пакетов. И тут все в голове мальчика прояснилось. Это группа духовно-одиноких людей, которым не нравится быть одинокими. Эти люди посещают заброшенную фабрику, потому что она одинока как и они. Это место их понимает, и они понимают это место. Здесь эти духовно-одинокие люди перестают чувствовать себя одинокими, потому, что могут выплеснуть из себя одиночество. Потому ,что все они все сверх- люди, которые борются с одиночеством, а не смиряются со своей судьбой как это сделал Уади. Потому, что все эти люди в одинаковых красных туфлях…И здесь мысленные процесс юного Шкельке затормозил, а почему они все в красных туфлях? Быть может это тоже какой-то особый способ освобождения от одиночества, они должны быть связаны не только духовно, но и физически? У каждого человека в этой группы должна быть вещь, которая бы объединяла их и этой вещью стали красные туфли на каблуках. Уади вздохнул, все вновь сводится к одиночеству.
Почти в 16:30 группа духовно-одиноких людей покинула фабрику, мальчик подождал еще 10 минут, а за тем вылез. Он не стал смотреть на новые рисунки, а быстро побежал прочь из фабрики домой.
Уже в 16:52 Уади Шкельке был дома. Его мама упрашивала своего мужа, отца мальчика, чтобы он ей рассказал, что же с ним такое сегодня произошло. По всему видимому он ее заинтриговал парочкой односложных предложений, а потом замолк, он так всегда делает. Мальчик снял свою шубку, ботинки, лениво стянул с себя шарфик и в шапке пошел в свою комнату. Уади нравилась эта шапка, ее связала мама, когда мальчику было 4 года, но по непонятной случайности связала ее очень большой и шапка постоянно спадала ему на лицо. Но Уади все равно носил эту шапку и не ленился ее поправлять. А к 12 годам шапочка стала ему как раз. Вообще, мальчик легко привязывался к вещам, и он это понимал, и обосновывал это своим одиночеством.
В комнате, его верно ожидали безобразные фарфоровые статуэтки, взгляды которых были устремлены в никуда. Еще в детстве Уади дал им имена: Первого звали Сецерий, он был самый низкий и менее безобразный, нежели его сестра Уфружема. Она была немного повыше Сецерия и намного некрасивее своего брата, на правой руке у нее было 6 пальцев. У них был сводный брат, Орфешке, по крайней мере, Уади так думал, пока в 7 лет однажды не понял, что Орфешке - девочка, которая притворяется мальчиком. У Орфешке был друг, Чемнак, самый высокий в компании и пожалуй самый некрасивый, некрасивый до невозможности. И еще был Цафка, вечный бродяга, которого свела судьба с его товарищами, когда тот притворялся трупом, которого море «отрыгнуло» на берег. Все в компании так и думали до сих пор, но Уади знал, что на самом деле он обычный бродяга, которому ничего не нужно, ему даже своя жизни не нужна. И все эти 5 статуэток, с классической точки зрения, действительно были очень некрасивы, безобразны и уродливы. Но мальчуган видел в них индивидуальностей. Он видел в них историю прожитой ими жизни, и каждый день узнал о них что-то новое. А они, они уже знали об Уади все, что только можно, они знали о его переживаниях и о его бедах, о его редких радостях и о его теории духовного одиночества, они знали все, но об этом никто не знал, кроме Уади, Сецерия, Уфружемы, Орфешке, Чемнака и Цафки.
Уже было ровно пять часов вечера, время послепятичасовых откровений настало. Отец Уади стал усердно рассказывать своей жене, как в зимнем саду он увидел дерущихся старушек за коробку с едой, оставленную детьми для бездомных. Забавным было то, что эти старушки были вовсе не бездомные, первая – мадам Гусше, директор городского рынка, вторая – Еггра Чезуре, главврач единственной больницы в городе. Затем мама Уади стала рассказывать своему мужу о том, как зашла в книжный магазин и в книжках для взрослых, она подрисовывала всем усы, рожки, синяки, и никто этого не видел! Из гостиной так и веяло теплом и детскими радостями, которые исходили от двух взрослых людей. И Уади чувствовал это тепло, исходящее от смеха его родителей, а в своей комнате он чувствовал только одиночество. Мальчик виновато взглянул на своих фарфоровых друзей, и неуверенно повернувшись к ним спиной, так же неуверенно Уади направился к родителям.
Уади попросил своих родителей заново рассказать свои послепятичасовые откровения, и они с радостью вновь их рассказали, а затем мальчик и рассказал своё откровение. Родители слушали его с невероятным интересом, а их сын словно расцвел на глазах. Энергия била из него ключом, он активно жестикулировал, размахивал руками, то повышал, то понижал тон голоса…И во время своего рассказа, Уади понял, что его духовное одиночество пропало, не окончательно, потому, что не быть духовно-одиноким это тоже самое что просто не быть. Но это была одна из многочисленных теорий Уади Шкельке, это была лишь его правда, его вера и его одиночество.

P.S.
Спасибо  TinkerBellBoy за то, что пробетил))